 |
| ru |
 |
updated 21.02.08 07:10 17-01-08 @ 18:21
Кэриун  
|
В те времена, когда была Россия
Забытой Богом маленькой страной,
Державой правил грозный царь Василий -
Василий Пятый с длинной бородой.
Давно уж надоевшую царицу
Он в монастырь Успенский отослал.
Но был он однолюбом, и девицу
Другую в жены брать себе не стал.
А жил с ней так, без всяких там венчаний.
Царям такое можно и простить.
Не будем мы им делать замечаний –
Цензура может их не пропустить.
Евангельский пример - Иван Предтеча.
Царя учил он жизни, но, увы,
Однажды он за эти свои речи
Святой своей лишился головы.
Но главной у царя душевной раной
Единственная дочь его была.
Звалась она в народе Несмеяной
За то, что улыбаться не могла.
Весь день в меха одетая потеет,
Мизинец в нос засунув на вершок.
А если кто смешить ее затеет,
В того кидает свой ночной горшок.
Гороховых шутов ей нанимали
И карликов. Со всех концов земли
Уродцев ей в подарок присылали,
Но рассмешить царевну не могли.
Царь так мечтал судьбу ее устроить,
Что забывал при этом иногда
Про урожай, про общий рост надоев
И про производительность труда.
Уж много лет по всей Европе принца
Ей царь искал, других не зная дел.
Однако на царевне той жениться
Никто их этих принцев не хотел.
Принцесс в Европе без нее хватало –
Царь в этом убеждался вновь и вновь.
К тому же среди принцев процветала
К Парижу однополая любовь.
Как будто одержимых Сатаною
Влечет их всех к парижским кирпичам.
С гитарой принцы бродят под луною,
Иль что в Париже светит по ночам?
Один лишь датский принц Гамлéт Гамлéтыч
Однажды к ней посвататься решил.
Но царь, поняв, что тот умом увечен,
От свадьбы отказаться поспешил.
Недуг душевный принца был заразен -
С тех пор при государевом дворе
К устам придворных прицепилась фраза:
«Ат вáре еллер икке ат варé»*.
(*At være eller ikke at være [Быть или не быть] дат.)
И чтоб поставить в этом деле точку,
Решил указ Василий объявить,
Что выдаст за того он замуж дочку,
Кто б эту дочку смог развеселить.
А в те же дни в деревне под Москвою
От стен столицы в двадцати верстах
Жил в доме бедном с матерью-вдовою
Один Емеля – молодой простак.
Хоть в грамоте знавал он толку мало,
Мог матери в хозяйстве подсобить.
Однажды утром мать его послала
К реке замерзшей пó воду сходить.
Идет к реке Емеля мимо школы
И весело пинает пред собой
Пустую банку из-под пепси-колы.
И вот, когда пришел он за водой
В лаптях, в потертых джинсах и в рубашке,
Ворон по всей округе распугав,
Проделал взрывом гексогенной шашки
Он прорубь – так всегда он поступал.
Вы спросите, откуда, в самом деле,
Добыть в деревне можно гексоген?
Его обычно находил Емеля
В развалинах завода Мосрентген.
В одном ведре, как каждый раз поутру,
Была кристально чистая вода.
В другом, же вместе с тиной и мазутом,
Плескалась щучка фунта так на два.
«Ништяк, – подумал про себя Емеля, -
Форшмак отличный приготовит мать»,
Но щука мысль его уразумела
И начала Емелю порицать:
«По что меня задумал погубити?
Аль пропил совесть в кабаке вчерась?
А я тебя уж было наградити
Подумать грешным делом собралась».
Емеля был невежествен в науке.
Научных объяснений не найдя,
Подумал он, что говоренье щуки
Есть результат кислотного дождя,
Прошел который на канун Покрова
И много бед в деревне натворил.
К примеру, бык у фроловой коровы
Теленка трехголового родил.
А в воскресенье с кафедры церковной
Отец Герасим может, и не врал,
Что в час ночной над самой колокольней
Намедни Змiй Горынычъ пролетал.
Змiй или змей, Емеле безразлично,
Попы всю жизнь народ пугают зря.
Но как закон Емеля знал отлично:
Животных говорящих есть нельзя.
Хоть с виду мясо их обыкновенно,
Однако очень даже может быть,
Что это мясо геном мутагенным
Твою утробу может заразить.
Хотя бы взять покойного Федула –
Он говорящих раков как-то съел.
Сначала начались расстройства стула,
Потом внезапно раком заболел.
Задумался Емеля на мгновенье
Про тот ушедший двадцать первый век,
Когда по сказкам старших поколений
Дышал свободней русский человек:
«Тогда - в том самом двадцать первом веке,
Когда жила Россия без царей,
Зимой до дна не промерзали реки,
И говорящих не было зверей.
Тогда китайцев в мире было мало –
Их был один лишь только миллиард,
А вся Европа мирно разъезжала
На безобидных танках «Леопард».
Тогда с ведром на речку не ходили,
А в каждой хате был водопровод,
Тогда дровами печку не топили,
А мужики ходили на завод.
А если щука маме, в самом деле,
Расскажет, что в кабак я заходил,
Она давать не станет больше денег», –
Подумал он, и щуку отпустил.
А руку вытер снегом он брезгливо,
Взял ведра и пошел уже домой,
Но за спиной услышал глас счастливый
Сего повествования герой:
«Захочешь если, чтоб без промедленья
Какое-либо дело провести,
Для этого «по щучьему веленью»
Достаточно тебе произнести».
Застыл сперва Емеля в изумленьи,
Потом сказал «попробуем» себе.
И произнес: «по щучьему веленью».
Качнулись ведра и пошли к избе.
Пришли домой, на лавку влезли сами
И замерли. А мать и говорит:
«Уже вернулся? Съезди за дровами,
А то мне печку нечем затопить».
Когда Емелин прадед, торжествуя,
Зимой на дровнях обновлял свой путь,
Его лошадка, носом снег почуя,
Всё норовила прадеда лягнуть.
Емелин прадед умер в прошлом веке,
А лошадь сдохла прошлою зимой.
Теперь, куда захочешь если ехать,
Переться к председателю домой.
Просить его коня или кобылу,
Чтоб в сани заржавевшие впрягать,
Ведь на Руси спокон веков так было:
Обязан председатель помогать
То трактором, то стройматериалом,
То агрономшу отвезти в роддом.
Но, правда, председателей немало,
Которым это делать вечно в лом.
Емеля с председателем был в ссоре.
Был на Емелю председатель зол,
За то, что написал он на заборе
Дословно: «Притсидатиль нашъ – казёлъ».
«Черт с ним, с конем», – подумал наш Емеля
И, бросив в сани «Дружбу» и топор,
Он произнес: «по щучьему веленью».
И сани понеслись во весь опор.
Бежит Емеля, сани догоняет,
Запрыгивает в них он на ходу.
Увидев это, бабки уж болтают,
Что этим он накликает беду
На всю деревню, ведь Отец Герасим
Рассказывал, что был один ведьмак,
Который прошлым летом в тарантасе
Без лошади поехал просто так.
А вслед за этим над его деревней
Нависла неминучая беда:
В болоте пробудился ящер древний,
И рано наступили холода.
Тем временем Емеля мчится к логу.
По льду пересекает реку он
И бывшую железную дорогу,
Разобранную на металлолом.
Топор с пилою он пускает в дело,
В обратный путь собрался, дров набрав.
А в этот час судьбе навстречу смело
Из Польши королевич Владислав
В карете ехал свататься к царевне,
Прослышав про Василия указ.
Уж до Москвы осталось две деревни,
Но за рулем Емеля в первый раз.
Свернуть с дороги не успел возница.
Емеля ж, хоть и жал на тормоза,
А все же не успел остановиться
И долбанул карету два раза.
Но доблестный капрал Тадеуш Бжехва
Успел Емелин номер записать.
И до Кремля едва успев доехать,
Сумел про все по-русски рассказать.
Его подробно расспросил Василий
И грозный царь подумал и решил,
Что та езда без всякого бензина
Вполне б могла царевну рассмешить.
Поэтому премудрый царь Василий
В реестре этот номер отыскал
И во дворец доставить, хоть насильно,
Емелю вслед за этим приказал.
Гремели барабаны, а фанфары
Во всю старались их переорать.
Из врат Кремля отправились рейтары,
Чтоб нарушителя арестовать.
Дорoгою Калужской стародревней
Лихих рейтар несется эскадрон.
А в этот час в емелиной деревне
Уже хотят поджечь емелин дом
Его соседи. А отец Герасим,
Чтоб церкви не ронять авторитёт,
Cвоим пропитым профундовым басом
На все село анаөему поёт.
Вдруг слышен топот: скачет третья рота
Четвертого рейтарского полка:
«Где преттсеттатель?» «Председатель – вот он».
И тут же его взяли за бока:
«Не здесь ли тут дерефня в самом деле,
Кте пез пропеллер естят на санях?
И тут ли прошиффает тот Емеля,
Что польскую карету шбиль на тнях?»
«Емеля бунтовщик опасный очень, –
В ответ им председатель говорит, –
Поэтому считаю: надо срочно
Его халупе крышу подпалить.
Высказывал крамольные он мысли.
На партсобранье не загнать никак.
А в понедельник треснул коромыслом
Мне вот сюда. Вот, до сих пор синяк».
«Нам сатнитсу покасыфать не натто.
Наттень штаны, ити та и скаши:
Херр хауптман барон фон Киндергартен
Таёт карантия, что сохранет шиснь
Емеле, если тот без прометтленья
С пофинною к тсарь-батюшка придет
И сфоего приротного яфльенья
Там демонстрациoн* происфедет».
(*Vorfuhrung (нем.))
Ответил председатель: «Рад стараться!»,
Двух полицаев подозвал к себе,
Поскольку самолично побоялся
Он подойти к емелиной избе:
«А пес их знает, вдруг его мамаша
Припрятала за печкой пулемет, –
Подумал он, – она ж в деревне нашей
Уж сорок лет, как ведьмою слывет».
К избе подходят оба полицая:
Один стучится в дверь, другой в окно.
И тот, что старше, громко восклицает:
«Тебе в Москве пора уж быть давно.
Ты слышал, что сказали эти фрицы?
Чтоб ты к царю немедленно прибыл,
И лично извинился перед принцем
За то, что ты его карету сбил».
В Москве Емеля не бывал с рожденья
Да и в избе не хочется сгорать.
И согласился он без промедленья
Родной страны столицу повидать.
Но как ему из дому выйти? Сразу
Его ж соседи могут подстрелить.
Тогда Емеля произносит фразу,
Ту самую. И печка в тот же миг,
Сорвавшись с места, стену протаранив,
На всех парах помчалася к Москве.
Осколками стены слегка поранив,
Кого-то из зевак по голове.
А в это время из Москвы обратно
В Варшаву принц отправиться решил.
Свою задачу справил он отвратно,
И Несмеяну он не рассмешил.
Его карету тянут на буксире.
Принц едет следом в списанных санях,
Которые отдал ему Василий,
Из гаража их выкинув на днях.
В те времена, когда еще случались
Аварии с участием печей,
Мгновенно сани в щепки превращались
Под тонной силикатных кирпичей.
Вот и сейчас, когда Емеля мчался,
Особо за дорогой не следя,
На принцевский кортеж он вновь нарвался,
На этот раз на сани налетя.
Тадеуш в миг Емелю догоняет,
Занёс над ним он саблю уж, но тут
С прискорбием пан Бжехва замечает,
Что стал его стегать его же кнут.
Потом догнали Бжехву и рейтары.
Потом над ухом «Хальт!» он услыхал,
Потом еще посыпались удары,
Потом и вовсе он с коня упал.
И выплюнув два зуба на дорогу,
Решил Тадеуш русским отомстить,
Решив, что знает он довольно много,
Того, чем русских можно победить:
Хоть русский воин к голоду привычен,
Хоть грязь и холод русским ни по чем,
Однако сохранен у них обычай
Стволы винтовок чистить кирпичом.
У русских не проводятся ученья,
Полкам не ставят боевых задач.
Бытует повсеместно привлеченье
Солдат на стройки генеральских дач.
Решил Тадеуш, что по возвращеньи
Все королю-папаше донесет.
И этим донесеньем впчатленье
Благоприятное произведет.
Еще добьется этим извиненья,
Что он за принцем плохо уследил.
И этим самым оба столкновенья
В окрестностях Москвы он допустил.
Еще за то, что юный принц в дороге
Потратил много лишних денег зря.
Что во дворце на стол он ставил ноги,
Что ручку «Паркер» стибрил у царя,
Что Владислав в Смоленске так напился,
Что русских девок в номер зазывал,
Что за десертом спьяну помочился
В еще кипевший русский самовар.
Постойте, про Емелю мы забыли…
К полякам мы еще вернемся вновь.
Пока они свой транспорт починили,
Да Бжехва оттирал от рожи кровь,
Емеля уж по Якиманке мчался.
И на Полянку он с нее свернул.
А перед речкой так он разогнался,
Что без моста ее перемахнул.
За речкой печка мягко приземлилась,
Потом вписалась плавно в поворот,
И тут же наш Емеля очутился
У самых Тимофеевских ворот.
У церкви Константина и Елены
Сам государь Емелю повстречал.
От удивленья кровь застыла в венах,
Со страху царь Василий закричал:
«Как ты посмел в Кремле на печке ездить,
Тем более еще и без колес?
Да из какого будешь ты уезда?
А ну-ка, убирай свой паровоз!»
«Уезд у нас Подольский, слава Богу.
За Теплым Станом честь имеем жить.
Нарочно я отправился в дорогу,
Чтоб с государем лично говорить.
Ведь ты же сам сказал своим рейтарам
Позвать меня в кремлевский свой дворец.
Надеюсь, прибыл я сюда недаром?
Узнать, зачем, мне можно, наконец?»
«Так ты и есть Емелька, сын Романов?
А почему тогда на печке тут?»
«В Москву в санях не отпустила мама.
Боялась, что могло меня продуть.
Не обошлось на них без приключенья -
В них тормоза чего-то барахлят.
К тому ж езда на них одно мученье:
Пять вёрст проедут - десять верст стоят".
В тот час царевна в тереме сидела
И семечки щелкала у окна.
И как на печке в Кремль въезжал Емеля,
В тот самый миг увидела она.
Покинув терем, встала под навесом.
Потом присела рядом на порог.
И с самым неподдельным интересом
Внимала этот странный диалог.
Емелина последняя же фраза
Любого б наповал могла убить.
Ее услышав, Несмеяна сразу
Вдруг перестала несмеяной быть.
Из врат Кремля доносится наружу
Царевны смех, переходящий в крик.
Под нею слуги подтирают лужу,
От смеха появившуюся вмиг.
Василий-царь в лице переменился
Зачем-то стал Емелю целовать.
И тут же вслед за тем распорядился
Гостей на свадьбу дочки созывать.
«Царь-батюшка, постой, какая свадьба? –
Спросил Емеля, – слышу в первый раз».
«Знакомь, сынок, меня с моею сватьей!
Не слышал разве ты про мой указ?
На всю Россию от Твери до Тулы
По радио указ объявлен был».
«Дык, ведь у нас антенну ветром сдуло», –
В ответ ему Емеля говорил.
«Починим мы тебе твою антенну,
Устроим председателю разнос.
Иль вообще осудим за измену,
Что про тебя не вовремя донес.
Вернемся в Кремль мы в будущую среду,
А нынче едем все в твою дыру».
«А можно я на печке с ним поеду? –
Царевна просит, – я не упаду».
Емеля реверс рычагом включает,
Давая русской печке задний ход,
И задним ходом лихо выезжает
Из тех же Тимофеевских ворот.
К нему прижавшись, едет с ним царевна.
А следом за царевной едет царь.
Конвой и свита едут с ним в деревню,
Поскольку приказал им государь.
Что там потом творилось поминутно,
Доподлинно узнать уже нельзя.
И так как время это было смутным,
То это время смутно помню я.
Но слух витает даже в Гондурасе,
Что царь Василий был на свадьбе пьян.
Еще болтают, что Отец Герасим
Порвал на этой свадьбе свой баян.
не мое
Mood: detrimental  Music: Роксет ))) |
Post reply | Post reply with quote
|
 |
