Hide
Некоторое время мы с Федей смотрели друг на друга.
- Вы не мальчик, - сухо сказал Федя. – Вы не понимаете.
- Федя, - сказала я, - Тяжелобольные дети-сироты ждут от нас сказку. У нас есть час и сорок шесть минут. Пожалуйста, давайте думать позитивно. Например: дети проснулись утром, а елочки-то и нет. Была – и нет.
- Позитивно, - сказал Федя.
- Нет, ну почему, это только завязка, а кончится все хорошо, - сказала я. – Выскочили они наружу – а там следы от веток. Елочка ушаркала в лес, чтобы отметить Новый год со своей семьей.
- У нас дети-сироты, - сказал Федя.
- Хорошо, - сказала я. – давайте отставим. Давайте иначе. Елочка никуда не ушла. Просто это были бедные-бедные дети…
- Потому что сироты и тяжелобольные, - уточнил Федя.
- Именно, - сказала я. – И они очень огорчились, что елочка у них мало того, что краденная, так еще и не украшена ничем. И пошли спать грустные-грустные. Но их разговор слышали мышки, тараканчики, там, ежики, которые живут под их избушкой. Кошечка и собачка тоже слышали. И решили сделать им хорошее. И когда дети утром проснулись, елочка была очень красивая, потому что мышки, тараканчики, ежики, собачка с кошечкой, - все на ней повесились.
Мы с Федей посмотрели друг на друга.
- Позитивно надо думать, - сказал Федя. – Никто не повесился. Мальчик шел по темной-темной улице и не ждал никакого подарка. И тут подошел дядька и дал ему в руку что-то круглое и шипучее. А потом подбежал милиционер, выхватил это круглое и шипучее, выкинул за забор и спас мальчику жизнь.
- Что – круглое и шипучее? – спросила я.
- Подарок, - уверенно сказал Федя.
- Где Новый год? – спросила я.
- Ладно, - сказал Федя, - не надо дядьку. Мальчик не ждал подарка. Он приходит домой – а подарок лежит на кровати. Огроооомный… В красной с золотом бумаге! И повязан золотой лентой. Бантом! Мальчик дернул за бант – и подарок кааак жахнет! Все родители погибли, и мальчик стал свободен – сказал Федя новогодним голосом.
- У нас дети-сироты, - сказала я. – Тяжелобольные. И час сорок одна минута.
- Ну хорошо, - сказал Федя. – Не взорвался. Открылся – а там кролик!
- Это не позитивно, - сказала я, - кролик может сдохнуть в любой момент. Прямо завтра.
- Как – сдохнуть завтра? – изумленно сказал Федя. – Они его еще сегодня съели. Это же праздник, Новый год!
- Час сорок минут, - сказала я.
- Хорошо, - сказал Федя. – Кролика не съели. Отличный живой кролик, говорящий, и он и есть Дед Мороз. В костюме прямо Дедмороза.
- Не кролик, - сказала я, - заяц. Такой новогодний зайчик.
- Зайчик, - сказал Федя. - И у него подарки в мешке. Где он их взял?... О! – сказал Федя. – Он ограбил овощебазу. И стал обходить всех детей и дарить им морковку. Одну съест, одну подарит. Но ему везде, конечно, подносили по рюмочке. И когда он добрался до бедного-бедного мальчик, он уже был весь бухооооой-бухой. Он ввалился такой, наблевал на ковер и издох. Лежит, весь заблеванный морковкой.
- Слушайте, Федя, - сказала я, - это отличное начало детектива. Утро нового года. Дети просыпаются, выходят в гостиную, а под елкой лежит заяц в костюме Деда Мороза. Весь заблеванный морковкой и мертвый. А? А?
- Час тридцать восемь минут. – сказал Федя. – Тяжелобольные дети, сиротинушки.
- Но заяц в костюме Деда Мороза – это же хорошо? – сказала я. – Давайте так: был просто заяц. Новогодняя ночь. А он тяжелобольной сирота. И он от горя нажрался в придорожном кабаке. В лесу придорожный кабак. Вышел зайчик, весь шатается, - а тут по дороге тройка летит. Увидела зайца, как свернет в сторону, как перевернется! А это был Дед Мороз, и он сломал себе шею насмерть. И заяц от угрызений совести сразу протрезвел, переоделся в Деда Мороза и стал разносить подарки. И детям стало хорошо, и зайцу, в общем-то, полегчало. Позитивная сказка.
Мы помолчали.
- Так, - сказал Федя, - Наша проблема в том, что мы скованы рамками стереотипа. Надо новогоднюю сказку в совершенно другом антураже, и у нас все получится. Например, перенесем ее в будущее. Вот будущее. Дети-мутанты.
- Федя, - сказала я. – Ну у нас же тяжелобольные дети, куда.
- Так именно же! – сказал Федя новогодним голосом. – Девочка Лена, вся зеленая. И у нее восемь ручек. И поэтому каждый Новый год дети ставят ее на табуреточку, украшают, и она изображает елочку, пока другие дети жрут водку и веселятся. И Лене каждый год делается очень грустно.
- Час тридцать одна минута, - сказала я.
- Я уже иду к финалу, - сказал Федя. – К позитивному финалу. Дело в том, что девочку Лену любил мальчик Сережа. И вот наступил Новый год. И Сережа вымазался зеленкой и встал на табуреточку, и хотя у него было всего четыре ручки, дети его поняли, украсили, зажгли на нем свечки, и Сережа всю ночь стоял на табуреточке и сиял, а Лена жрала водку в две пасти и веселилась.
- Федя, - сказала я, - ради Бога Всевышнего.
- Ну ладно, ладно, - сказал Федя, - но про другое пространство – это же хорошо?
- А пусть все происходит внутри елки, - предложила я.
- О! – сказал Федя, - Нормально. Они стали маленькие-маленькие, и оказались внутри елки, как в лесу. И все игрушки в нем – это настоящее что-то, ну, человечки, домики. О! – сказал Федя новогодним голосом, - Но лес был какой-то мрачный-мрачный. И они чувствовали, что над всем Новым годом…
- Над всей страной, - вставила я.
- …над всей страной нависла ужасная опасность. Что-то в лесу не так. Но игрушки мямлили и не хотели говорить, что. Но один старый гномик, которому уже нечего было терять, рассказал детям страшную тайну. А все дело было в том, что на елке была неправильная звезда.
- Шестиконечная. – сказала я.
- Пятиконечная. – сказал Федя.
Мы с Федей посмотрели друг на друга.
- Можно два варианта. На две целевых аудитории. – сказала я. – Но они эту звезду разъебали, и все стало хорошо.
- Деточки, - напомнил Федя. – Тяжелоосиротевшие и больные-больные.
Мы помолчали.
- Так, - сказал Федя. – Пусть у нас будет мальчик, который хочет в подарок что-нибудь невозможное, но все-таки это получает.
- Железную дорогу, - предложила я.
- Да. – сказал Федя. – Но папа у мальчика очень бедный. И не может подарить ему железную дорогу.
- Но в новогоднюю ночь папин партнер по бизнесу вдруг умирает. – сказала я. – И контрольный пакет железной дороги переходит к папе нашего мальчика. И всю новогоднюю ночь наш мальчик хуярит на поезде по своей новой железной дороге прям как хочет.
- Отлично, - сказал Федя. – Но нельзя про умирающего партнера. У нас дети-сироты.
Мысль о том, что такую отличную новогоднюю сказку придется завернуть по такой глупой причине, ужасно нас огорчила.
Пришлось начинать все заново.
- Так, - сказала я. – Пусть у нас будет мальчик, который не верит в ДедМороза.
- К таким детям приходит наркодилер! – оживился Федя.
- Чтобы у них тоже был праздник! – оживилась я.
Мы помолчали.
- Надо взять реальный случай за основу. – сказал Федя. – Это легче всего. Один мальчик не верил в Деда-Мороза. И вот в новогоднюю ночь звонят в дверь. Дверь открывается, а там чувак, борода, красная шуба, за плечами мешок. И тогда мальчик! Бросается вперед! Проезжает на животе по паркету! Обеими руками вцепляется Деду Морозу в штанину! И задираааает ее! А там! Папина полосатая пижама.
- Это трагическая история, - сказала я.
- Еще бы, - скал Федя. – Я был этим мальчиком.
Мы помолчали.
- Ну хорошо, - сказал Федя. – Пускай тут Дед Мороз задирает пижамную штанину – а там опять красные штаны! Потому что это настоящий Дед Мороз.
- И зачем он это устроил? – спросила я.
- Он испытывал мальчика в вере, - сказал Федя кротко.
- А если он задирает пижамную штанину, а там шерсть и копыто? – предложила я. - И мальчик поднимает голову – а это Гарри Каспаров!
- Непозитивно, - сказал Федя. – Он должен сорвать с себя маску Каспарова, и окажется, что это Путин. О! – сказал Федя новогодним голосом, - это Путин, и он говорит: «Мальчик! Еще и месяца не прошло, как я развел Каспарова на шестьдесят миллионов рублей. И я решил на эти деньги купить новогодние подарки и лично раздать их всем детям страны!»
- Час двенадцать, - сказала я.
- Что, не пойдет? – удивился Федя.
- Заяц, - сказала я. – Возвращаемся к зайцу.
- Мальчик бросается вперед, - сказал Федя, - проезжает на животе по паркету, обеими руками вцепляется Деду Морозу в штанину, задирает ее - а там заячья лапа. Не отец это родной это, а заяц.
- Да, - подхватила я, - и он говорит: «Дружок, может, это не лучший момент, но мне кажется, что пора сказать тебе правду. Мы с твоей мамой давно любим друг друга. Но ты не бойся, твой папа в курсе и очень даже это одобряет. И теперь у тебя будет не один папа, а целых два!» И тут приходит второй папа, и он тоже Дед Мороз, и тоже с подарками.
- Отлично, - сказала я, - Но у нас дети-сироты. Мне кажется, это бестактно.
Мы с Федей посмотрели друг на друга.
- Так, - сказал Федя, - сорок пять минут. Перестаем извращать Деда Мороза, это явно не работает. Сосредотачиваемся. Мальчик. Вечер. Новый Год. Приходит нормальный Дед-Мороз. А интрига в том, что он приносит что-нибудь несусветное.
- Шипучее? – спросила я осторожно.
- Нет, - раздраженно сказал Федя, - я же говорю – несусветное. Свинину.
- Это что, еврейский мальчик? – спросила я.
Тут Федя уставился на меня изумленно.
- А какой?.. – спросил он тихо.
Мы помолчали.
- Свинину, - сказала я. – Хорошо. Дальше.
- Свинину, - сказал Федя новогодним голосом. – Свинииину. И говорит: «Мальчик! Сегодня особенный день! Сегодня день, когда тебе можно – и даже нужно! – есть свинину».
- Но это была волшебная свинина? – спросила я.
- Ужааасная, волшееебная свинина! – сказал Федя. – Какой еврейский мальчик ее поел, тот становился свиньей. И Дед Мороз в своих санках увозил ее далекооо-далекоо, на свою волшебную свиноферму. И там весь год таких детей откармливал. А когда приходило время готовить новогодние подарки, он делал из этих свиней свинину. И снова разносил детям.
- И так всем хорошим православным детям всегда хватало подарков, - сказала я.
- Двадцать восемь минут, - сказал Федя.
- Наш самолет снижается, - сказал пилот.
И мы немножко занервничали.
- Немедленно придумать, что Дед Мороз может принести несусветного, но позитивного, - сказала я.
- Циклодол, - сказал Федя.
- Вариант, - сказала я. – Еще?
- Циклодол, - сказал Федя.
Мы с Федей посмотрели друг на друга.
- Четырнадцать минут, - сказала я.
- Так, - сказал Федя, - Немедленно возвращаемся к классике. Позитивно возвращаемся. Все хорошо. Мальчик хороший. Новый Год хороший. Елка хорошая. Фонарики горят. Мальчик любуется елкой.
- Всю ночь, - подхватила я.
- А утром мама выходит в гостиную, а мальчик сидит на полу, вся пасть в кровище, и все фонарики понадкусаны, - сказал Федя новогодним голосом.
Мы посмотрели друг на друга.
- Дети-сироты, - выпалила я панической скороговоркой. – Шестьминутдвачасаночинадонемедленнонунунунуну!
- МальчикхорошийНовыйГодхорошийЕлка хорошаяФонарики горятМальчик любуется елкойДедМорозхорошийнунунунуну! – выпалил Федя панической скороговоркой.
- Две минуты! – выпалила я.
- И тут звонок в дверь! - выпалил Федя.
- И мальчик несется к двери! – выпалила я.
- И открывает! - выпалил Федя.
- И там роскошный Дед Мороз! - выпалила я.
- И у него мешок подарков! - выпалил Федя.
- И тогда Дед Мороз сказал мальчику чтоооо?.. – выдохнула я.
Медленно-медленно Федя наклонился ко мне, округлил глаза, сжал руки на груди и прошептал:
- …И тогда Дед Мороз сказал мальчику: БЕГИ, ВОЛОДЯ.
-Сара Коннор?
Собралась вчера ложиться спать, выключила компьютер, думаю "Ну пойду ка я покурю". Пошла на балкон, открыла окно, стою курю, высунувшись в него, что-бы дым домой не попадал. Стою, думаю, о чем то своем, а тут звук, какой-то непонятный, немного глухой, как-буд-то кто-то что-то скинул. В голове, за доли секунды, проносятся мысль, "какому придурку в 2 часа ночи, приспичило что-то выбрасывать из окна?", поворачиваю голову, в сторону, откуда шел звук и... как Вы думаете, что я там увидела? Кто-то лежал на козырьке подъезда... Это ужасно, долго не могла заснуть, не знала, что делать... 
