|
| updated 06.10.09 18:24 06.10.09 18:21 |
Emet   | Созерцание прекрасного влияет на дух? |
ru |
"ОКО И ДУХ" ("L'?il et l'esprit". Paris, 1964) - последняя изданная при жизни работа Мерло-Понти. Написанная в 1960, она впервые была опубликована в январе 1961 в журнале "Art de France". Это небольшое произведение не только проясняет проблематику, характер и стилистику мышления позднего Мерло-Понти, но и показывает принципиальное единство его философствования на всех этапах творчества мыслителя. Предпринимая философское исследование творчества живописцев и скульпторов (П.Сезанна, П.Клее, А.Матисса, Т.Жерико, Х.Рембрандта, О.Родена), их способа "видеть" и воплощать видимое и продолжая (уже на этом материале) развивать основные линии своей феноменологии восприятия тела (см. Тело) и воспринимаемого мира "в состоянии зарождения", Мерло-Понти разрабатывает феноменологическую онтологию видящего и видимого. Главные темы этой работы - изначальная взаимопринадлежность и взаимопереплетенность Бытия и экзистенции (см. Экзистенция); телесность духа, воплощенного в живом человеческом теле и погруженного в чувственную плоть мира (см. Плоть мира); одухотворенность получающей форму и смысл плоти (см. Плоть) и тела; "нераздельность чувствующего и чувствуемого", воспринимающего и воспринимаемого, видящего и видимого; слитность видения с видящим телом; философская техника выявления и прочтения укорененности видения в мире вещей и принадлежности мира видящему, их "взаимообмена", их "скрещивания и пересечения", а также "особого рода взаимоналожения" видения и движения. В этой, как и во всех своих других работах, Мерло-Понти исходит из фундаментальных для всего экзистенциально-феноменологического движения утверждений: а) особого рода универсальности и открытости человека вещам "без участия понятия" и, в силу этого, б) необходимости при понимании человека, истории и мира считаться с тем, что мы знаем о них благодаря "непосредственному контакту и расположению". Именно под этим знаком - как отношения к Бытию - Мерло-Понти анализирует, сопоставляет и оценивает позиции и возможности научного мышления, философии и искусства. Подвергая критике научный стиль мышления (как "мышления обзора сверху") и в особенности техницизм современной науки, Мерло-Понти характеризует его как манипулирование вещами. Отказываясь вживаться в вещи, техницистское ("операциональное") мышление занимается исключительно конструированием на основе абстрактных параметров и имеет дело с феноменами в высокой степени "обработанными" - скорее создаваемыми, чем регистрируемыми приборами. В конце концов, оно теряет способность различать истинное и ложное, утрачивает контакт с реальностью. Мерло-Понти заявляет о необходимости "перемещения" научного мышления в изначальное "есть", т.е. на историчную почву чувственно воспринятого и обработанного мира, "каким он существует в нашей жизни, для нашего тела"; настаивает на принципиальной важности понимания тела как "того часового, который молчаливо стоит у основания моих слов и моих действий", а также понимания "других" - "вместе с которыми я осваиваю единое и единственное, действительное и наличное Бытие" - в специфичности их бытия, как "захватывающих меня и захватываемых мною". Именно в этой изначальной историчности, по мысли Мерло-Понти, научное мышление сможет научиться "обременяться самими вещами и самим собой, вновь становясь философией...". Однако и философия, считает мыслитель, не может в такой же степени, как это возможно в искусстве, особенно в живописи, "совершенно безгрешно" черпать из обширного слоя "первоначального, нетронутого смысла", поскольку от философа требуют или ожидают совета, мнения, оценки, позиции, действия, от философии - умения научить человека полноте жизни, что не позволяет ей держать мир "в подвешенном состоянии". Отмечая безоговорочную суверенность живописцев с их "тайной наукой" и "техникой" письма (пожалуй, одна она наделена правом смотреть на все вещи "без какой бы то ни было обязанности их оценивать", не подчиняясь требованиям познания и действия), задумываясь о причинах такого выигрышного положения живописи, гарантирующего устойчивое осторожно-почтительное отношение к ней в условиях любых социальных режимов, Мерло-Понти предполагает, что это свидетельствует о наличии в деле живописца некоей признаваемой всеми "неотложности, превосходящей всякую другую неотложность". Пытаясь ее осмыслить, философ утверждает, что - именно благодаря изначальной таинственной близости искусства к корням Бытия (с его "чертежами", "приливами и отливами", с его "ростом и его взрывами", его "круговертями"), благодаря вдохновенному, трепетному проникновению живописцами в слой "первоначального, нетронутого смысла", его бережному воссозданию и сохранению - в живописи присутствует нечто "фундаментальное", что, возможно, заложено во всей культуре. Природу, смысл, способ постижения и конституирования, воплощения и присутствия в художественном произведении этого "фундаментального" Мерло-Понти и стремится понять. Обращением к языку живописи с ее "призрачным универсумом чувственно-телесных сущностей, подобий, обладающих действительностью, и немых значений" философ надеется понять способ, каким художник видит мир, каким "преобразует мир в живопись, отдавая ему взамен свое тело". Ставя вопрос о том, "что несет в себе это короткое слово: "видеть", стремясь прояснить смысл осуществляющихся в живописи "оборотничеств", взаимных переходов одной субстанции в другую, "взаимоналожения" видения и движения ("зрение делается движением руки"), философ хочет восстановить и понять смысл "действующего и действительного тела - не куска пространства, не пучка функций, а переплетения видения и движения". "Увидев нечто, я уже в принципе знаю, какие должен совершить движения, чтобы достичь его, - пишет он. - "Мое тело, способное к передвижению, ведет учет видимого мира, причастно ему, именно поэтому я могу управлять им в среде видимого". В этом исследовательском контексте зрение предстает уже не в качестве "одной из операций мышления", предлагающей на суд разума картину или представление мира (т.е. мир имманентный, или идеальный): видение и движение для Мерло-Понти взаимным и внутренним образом предполагают друг друг. Поскольку, с одной стороны, "все мои перемещения изначально обрисовываются в каком-то углу моего пейзажа, нанесены на карту видимого и, с другой - все, что я вижу, для меня принципиально достижимо, философ заключает: мир видимый и мир моторных проектов суть целостные части одного и того же Бытия. Трактуя движение как естественное продолжение и вызревание видения, Мерло-Понти развивает и обосновывает идею самосознательности движущегося тела. Он говорит о "загадочности тела", состоящей в его природе как "видящего и видимого" одновременно. Поскольку тело "происходит из себя", оно наделено внутренней самосознателъностью: оно "не пребывает в неведении в отношении самого себя и не слепо для самого себя". Способное видеть вещи, оно, по Мерло-Понти, может видеть и самого себя; оно способно признавать при этом, что видит "оборотную сторону" своей способности видения. Тело "видит себя видящим, осязает осязающим, оно видимо, ощутимо для самого себя". Внутреннее самосознание Мерло-Понти объявляет принципиальной характеристикой человеческого тела: тело без "саморефлексии", тело, которое не могло бы ощущать себя самого, не было бы уже и человеческим телом, лишилось бы качества "человечности". Это своеобразное самосознание тела Мерло-Понти отказывается уподоблять прозрачности мышления для себя самого, - мышления, которое может мыслить что бы то ни было, только ассимилируя, конституируя, преобразуя его в мыслимое. Самосознание тела есть "самосознание посредством смешения, взаимоперехода, нарциссизма, присущности того, кто видит, тому, что он видит, того, кто осязает, тому, что он осязает, чувствующего чувствуемому - самосознание, которое оказывается, таким образом, погруженным в вещи, обладающим лицевой и оборотной стороной, прошлым и будущим...". Будучи видимым и находящимся в движении, тело оказывается одной из вещей мира, оно вплетено в мировую ткань. Однако, двигаясь само и являясь видящим, оно "образует из других вещей сферу вокруг себя, так что они становятся его дополнением или продолжением". На этой основе Мерло-Понти развивает тему "инкрустированности" вещей "в плоть моего тела", их взаимопринадлежности. "Вещи теперь уже инкрустированы в плоть моего тела, составляют часть его полного определения, и весь мир скроен из той же ткани, что и оно". Полагая, что проблемы живописи как раз и связаны с этой "странной системой взаимообмена", что они иллюстрируют загадочность тела и выверяются ею, Мерло-Понти исследует, как мир "выгравировывает" в художнике "шифры видимого", как видение тела осуществляется в вещах. "Глаз видит мир и то, чего недостает миру, чтобы быть картиной...", зрение живописца "открыто на ткань Бытия", и живопись дает видимое бытие тому, что обычное, заурядное зрение полагает невидимым. Для расшифровки этой магии видения, "интимной игры между видящим и видимым", "загадки зримости", культивируемой в живописи, Мерло-Понти предпринимает феноменологический анализ представления (как делающего для нас наличным отсутствующее; как просвета, приоткрывающего сущность Бытия); особой, таинственной силы изображения; специфики картины и ее восприятия (как "воображаемой текстуры реального"); воображаемого и образа (как "внутреннего внешнего и внешнего внутреннего"); мира живописца (как полностью законченного и цельного, являющегося при этом лишь частичным; как "обладания на расстоянии") с его особым пространством, цветом, игрой светотени, длительностью, движением и др. "Эту внутреннюю одушевленность, это излучение видимого и ищет художник под именами глубины, пространства, цвета". Задаваясь вопросом: с помощью каких средств, принадлежащих только видимому, предмет, благодаря работе художника, делается таковым в наших глазах?, Мерло-Понти замечает: "Освещение, тени, отблески, цвет - все эти объекты его исследования не могут быть безоговорочно отнесены к реальному сущему: подобно призракам, они обладают только видимым существованием. Более того, они существуют только на пороге обычного видения, поскольку видны не всем". Видимое в обыденном понимании "забывает свои предпосылки"; в действительности же оно покоится "на полной и цельной зримости", которую художник и должен воссоздать, высвобождая содержащиеся в ней "призраки". "Видимое имеет невидимую подоплеку"; и художник делает ее наличной, показывает, как показывается отсутствующее. Внимание и вопрошание художника, подчеркивает Мерло-Понти, направлены "на все тот же тайный и неуловимо скоротечный генезис вещей в нашем теле"; его видение - своего рода непрерывное рождение. Сам художник "рождается в вещах, как бы посредством концентрации, и возвращается к себе из видимого". Книга "О.иД." развивает тему видения, "которое знает все" и, не производясь нами, "производится в нас". Художник живет в этом переплетении, и его движения кажутся ему "исходящими из самих вещей"; при этом действие и претерпевание, по мнению Мерло-Понти, мало различимы. Называя видение "мышлением при определенных условиях" (а именно мышлением, побуждаемым телом и рождаемым "по поводу" того, что происходит в теле), Мерло-Понти утверждает наличие "тайной пассивности" в самой его сердцевине. В конечном счете, Мерло-Понти приходит к выводу, что видение есть данная человеку способность быть вне самого себя, "изнутри участвовать в артикуляции Бытия"; его "я" завершается и замыкается на себе только посредством этого выхода вовне. Таким образом, видение - "встреча, как бы на перекрестке, всех аспектов Бытия"; и в этом непрерывном и нерасторжимом обращении человека (художественного выражения) и природы "само безмолвное Бытие" обнаруживает присущий ему смысл.(с)
|
| Comments: 3 | |
| |
|
|
| updated 30.09.09 15:30 30.09.09 14:35 |
Emet | Стихи разных лет. |
ru |
Приснилось мне, что, будто бы, стою
Я в длинной очереди, в день весенний
Стою спокойно... постепенно узнаю:
мужчины только тут - достойно изумлений.
И чувствую себя, как будто состою-
я в секте тайной…
иль у бездны на краю,
чтобы сорваться мне в полет последний…
Подходит очередь – удивлённо сознаю,
что вижу женщину фигуры стройной.
Ту дивную красу я узнаю…
“-Ты тут не первый не последний”
-послышалось, как гром в раю…
(c)Emet
===============================================
Когда с тобою я, то сердцем таю
И ничего с собой поделать не могу
И, будто бы, огнем пылаю
Хоть сам поверить не могу
Когда с тобою я, часы не замечаю
Ведь хорошо известно почему
Все потому, что о тебе мечтаю
Днем, ночью, вечером и поутру)
(c)Emet
===============================================
Вот свершилось!
И душа, как-будто в золе-
Я тебе боялся разбить
сердце,
получилось-
сердце разбила ты мне...
И, похоже, нету
тут проку,
чтоб оброкои платить
Весне,
чтоб молиться , слез не жалея,
о моей еврейской звезде.
Все-равно, тут другие руки пройдут,
по твоей молодой целине...
Для моих же другая
осталась отрада-
вечерам и утрам молодецким,
желть
молитвенников сжимать...
Целовать не красавиц-нет,
только буквы,
что ,однажды в рассвет,
нес Моше ,
излучая Б-жественный свет...
(c)Emet
================================================
САМСОНЧИК
-Записать ультиматум Творцу,
так легко-тебе то к лицу.
Самому поискать то трудней,
хоть живешь ты тут много уж дней...
-Как же Г-споди я не искал?
Я ли многие ночи не спал?
В балагане , театре, кино
там видали меня одного.
В Храме Б-жием ведь много уж раз
я кокетке подстраивал глаз.
Предлагал ей печенье,хурьму
и все то , что "потрибно" к Венцу.
Так что Б-же меня уж прости
за печально загублены дни.
За рассвет мой, что так не взошел.
Хоть ,казалось, засяял бы он.
Родословную тоже прости,
-здесь не будут самсоны цвести
-с "филистимлянкой" я обручен,
хоть нарушен ,возможно, Закон.
Но мне с этим Законом не лечь
и не встать, хотя бы присесть.
Непосильною ношею Он,
прогибает меня, словно слон.
Ведь зачем то в меня Б-г вложил,
Тягу вечной, неземной красоты.
Так что рок мне "горилку" хлестать-
с филистянами песни "спивать".
(с)Emet
|
| Comments: 2 | |
| |
|
|
| updated 23.09.09 11:41 22.09.09 15:56 |
Emet | Имя |
ru |
Хоть Шэломо(царь Соломон) в одной из приписываемых ему притч и утверждает, что не знает путей любви и как возникают чувства(притча о трёх неведомых вещах: пути орла в небе, змеи на камне и юноши к сердцу девушки), но в Песне песней он неявно дает ответ на этот вопрос. А именно, в строках :”Хорош запах масл твоих, елей разлитый - имя твое; оттого тебя девушки любят!”.
Как поясняет комментарий :“ жезл царствия Твоего - жезл правоты. Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие, посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих.”(Псалом 44), т.е. настоящий мужчина всегда должен стремиться к правде и, когда можно, говорить правду и справедливо оценивать ситуацию.
(с)Emet
|
| Comments: 2 | |
| |
|
|
| updated 22.09.09 16:26 11.09.09 17:35 |
Emet | Брак (часть II) |
ru |
Во многих культурах(иудаизм, христианство, ислам и др.) женщина после замужества обязана носить головной убор. Более того, в иудаизме сам брак совершается только под покрывалом (хупа) и это символизирует, что значение головного убора для женщины не только прикрыть красоту волос, но несёт также и некий духовный смысл. Муж для своей жены после брака является неким духовным прикрытием и некой духовной подпиткой. После развода женщина теряет эту духовную связь.
см. http://scrolls.combats.com/~Emet/157394.html
(c)Emet
Mood: задумчивое 
|
| Comments: 3 | |
| |
|
|
| 02.09.09 15:05 |
Emet | Сын рабби |
ru |
...Помнишь ли ты Житомир, Василий? Помнишь ли ты Тетерев, Василий, и ту
ночь, когда суббота, юная суббота кралась вдоль заката, придавливая звезды
красным каблучком?
Тонкий рог луны купал свои стрелы в черной воде Тетерева. Смешной
Гедали, основатель IV Интернационала, вел нас к рабби Моталэ Брацлавскому
на вечернюю молитву. Смешной Гедали раскачивал петушиные перышки своего
цилиндра в красном дыму вечера. Хищные зрачки свечей мигали в комнате
рабби. Склонившись над молитвенниками, глухо стонали плечистые евреи, и
Старый шут чернобыльских цадиков звякал медяшками в изодранном кармане...
...Помнишь ли ты эту ночь, Василий?.. За окном ржали кони и вскрикивали
казаки. Пустыня войны зевала за окном, и рабби Моталэ Брацлавский,
вцепившись в талес истлевшими пальцами, молился у восточной стены. Потом
раздвинулась завеса шкапа, и в похоронном блеске свечей мы увидели свитки
торы, завороченные в рубашки из пурпурного бархата и голубого шелка, и
повисшее над торой безжизненное, покорное, прекрасное лицо Ильи, сына
рабби, последнего принца в династии...
И вот третьего дня, Василий, полки двенадцатой армии открыли фронт у
Ковеля. В городе загремела пренебрежительная канонада победителей. Войска
наши дрогнули и перемешались. Поезд политотдела стал уползать по мертвой
спине полей. Тифозное мужичье катило перед собой привычный горб солдатской
смерти. Оно прыгало на подножки нашего поезда и отваливалось, сбитое
ударами прикладов. Оно сопело, скреблось, летело вперед и молчало. А на
двенадцатой версте, когда у меня не стало картошки, я швырнул в них грудой
листовок Троцкого. Но только один из них протянул за листовкой грязную
мертвую руку. И я узнал Илью, сына житомирского рабби. Я узнал его тотчас,
Василий. И так томительно было видеть принца, потерявшего штаны,
переломанного надвое солдатской котомкой, что мы, переступив правила,
втащили его к себе в вагон. Голые колени, неумелые, как у старухи,
стукались о ржавое железо ступенек; две толстогрудые машинистки в
матросках волочили по полу длинное застенчивое тело умирающего. Мы
положили его в углу редакции, на полу. Казаки в красных шароварах
поправили на нем упавшую одежду. Девицы, уперши в пол кривые ноги
незатейливых самок, сухо наблюдали его половые части, эту чахлую, курчавую
мужественность исчахшего семита. А я, видевший его в одну из скитальческих
моих ночей, я стал складывать в сундучок рассыпавшиеся вещи красноармейца
Брацлавского.
Здесь все было свалено вместе - мандаты агитатора и памятники
еврейского поэта. Портреты Ленина и Маймонида лежали рядом. Узловатое
железо ленинского черепа и тусклый шелк портретов Маймонида. Прядь женских
волос была заложена в книжку постановлений шестого съезда партии, и на
полях коммунистических листовок теснились кривые строки древнееврейских
стихов. Печальным и скупым дождем падали они на меня - страницы "Песни
песней" и револьверные патроны. Печальный дождь заката обмыл пыль моих
волос, и я сказал юноше, умиравшему в углу на драном тюфяке:
- Четыре месяца тому назад, в пятницу вечером, старьевщик Гедали привел
меня к вашему отцу, рабби Моталэ, но вы не были тогда в партии,
Брацлавский.
- Я был тогда в партии, - ответил мальчик, царапая грудь и корчась в
жару, - но я не мог оставить мою мать...
- А теперь, Илья?
- Мать в революции - эпизод, - прошептал он, затихая. - Пришла моя
буква, буква Б, и организация услала меня на фронт...
- И вы попали в Ковель, Илья?
- Я попал в Ковель! - закричал он с отчаянием. - Кулачье открыло фронт.
Я принял сводный полк, но поздно. У меня не хватило артиллерии...
Он умер, не доезжая Ровно. Он умер, последний принц, среди стихов,
филактерий и портянок. Мы похоронили его на забытой станции. И я - едва
вмещающий в древнем теле бури моего воображения, - я принял последний
вздох моего брата.
(с)Бабель
Mood: уставшее 
|
| Comments: 7 | |
| |
|
|
| updated 27.07.09 00:03 26.07.09 15:50 |
Emet | Есенин, Мандельштам, Пастернак, Блок, Гумилёв... |
ru |
|
|
| |
|
|
| updated 25.07.09 10:27 25.07.09 10:23 |
Emet | ВВ |
ru |
Я могу слушать музыку и на украинском языке:)
Mood: нейтральное 
|
|
| |
|
|
| updated 23.07.09 12:00 22.07.09 12:15 |
Emet | Реальные бои) |
ru |
До 2003 года, когда зарегистрировал персонаж Emet(сначала Emet7), хоть нерегулярно, но всё же постоянно занимался каким-либо видом единоборств. 2003-2009 года реальные бои не проводил, а, вместо этого, нашёл некий виртуальный суррогат боя в виде БК. Теперь, вот уже месяц, возобновил тренировки, регулярно провожу спарринги, и чувствую себя значитиельно лучше. Ощущается, что возрастает реальное искусство боя, здоровье и реальный духовный рост. Хотя, некий “бойцовский дух”, наверное, БК всё же дал, т.к. хожу на тренировки более регулярно, чем мои, никак не связанные с БК, друзья.
Mood: уверенное 
|
| Comments: 2 | |
| |
|
|
| updated 20.07.09 13:13 20.07.09 12:45 |
Emet | НАСЛЕДИЕ СИМВОЛИЗМА И АКМЕИЗМ |
ru |
Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг развития и теперь падает. И то, что символические произведения уже почти не появляются, а если и появляются, то крайне слабые, даже с точки зрения символизма, и то, что всё чаще и чаще раздаются голоса в пользу пересмотра ещё так недавно бесспорных ценностей и репутаций, и то, что появились футуристы, эго-футуристы и прочие гиены всегда следующие за львом.( Пусть не подумает читатель, что этой фразой я ставлю крест над всеми крайними устремлениями современного искусства. В одной из ближних книжек «Аполлона» их разбору и оценке будет посвящена особая статья. — прим. автора.)На смену символизма идёт новое направление, как бы оно ни называлось, — акмеизм ли (от слова άκμη — высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора), или адамизм (мужественно твёрдый и ясный взгляд на жизнь), — во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом.
Французский символизм, родоначальник всего символизма, как школы, выдвинул на передний план чисто литературные задачи, свободный стих, более своеобразный и зыбкий слог, метафору, вознесённую превыше всего, и пресловутую «теорию соответствий». Последнее выдаёт с головой его не романскую и следовательно не национальную, наносную почву. Романский дух слишком любит стихию света, разделяющего предметы, чётко вырисовывающего линию; эта же символическая слиянность всех образов и вещей, изменчивость их облика, могла родиться только в туманной мгле германских лесов. Мистик сказал бы, что символизм во Франции был прямым последствием Седана. Но, наряду с этим, он вскрыл во французской литературе аристократическую жажду редкого и трудно-достижимою и таким образом спас её от угрожавшего ей вульгарного натурализма.
Мы, русские, не можем не считаться с французским символизмом, хотя бы уже потому, что новое течение, о котором я говорил выше, отдаёт решительное предпочтение романскому духу перед германским. Подобно тому, как французы искали новый, более свободный стих, акмеисты стремятся разбивать оковы метра пропуском слогов, более, чем когда либо, вольной перестановкой ударений, и уже есть стихотворения, написанные по вновь продуманной силлабической системе стихосложения. Головокружительность символических метафор приучила их к смелым поворотам мысли; зыбкость слов, к которым они прислушались, побудила искать в живой народной речи новых — с более устойчивым содержанием; и светлая ирония, не подрывающая корней нашей веры, — ирония, которая не могла не проявляться хоть изредка у романских писателей, — стала теперь на место той безнадёжной немецкой серьёзности, которую так возлелеяли наши символисты. Наконец, высоко ценя символистов за то, что они указали нам на значение в искусстве символа, мы не согласны приносить ему в жертву прочих способов поэтического воздействия и ищем их полной согласованности. Этим мы отвечаем на вопрос о сравнительной «прекрасной трудности» двух течений: акмеистом труднее быть, чем символистом, как труднее построить собор, чем башню. А один из принципов нового направления — всегда идти по линии наибольшего сопротивления.
Германский символизм в лице своих родоначальников Ницше и Ибсена выдвигал вопрос о роли человека в мироздании, индивидуума в обществе и разрешал его, находя какую-нибудь объективную цель или догмат, которым должно было служить. В этом сказывалось, что германский символизм не чувствует самоценности каждого явления, не нуждающейся ни в каком оправдании извне. Для нас иерархия в мире явлений — только удельный вес каждого из них, причём вес ничтожнейшего всё-таки несоизмеримо больше отсутствия веса, небытия, и поэтому перед лицом небытия — все явления братья.
Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе. Но, ощущая себя явлениями среди явлений, мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами. Наш долг, наша воля, наше счастье и наша трагедия — ежечасно угадывать то, чем будет следующий час для нас, для нашего дела, для всего мира, и торопить его приближение. И как высшая награда, ни на миг не останавливая нашего внимания, грезится нам образ последнего часа, который не наступит никогда. Бунтовать же во имя иных условий бытия здесь, где есть смерть, так же странно, как узнику ломать стену, когда перед ним — открытая дверь. Здесь этика становится эстетикой, расширяясь до области последней. Здесь индивидуализм в высшем своем напряжении творит общественность. Здесь Бог становится Богом Живым, потому что человек почувствовал себя достойным такого Бога. Здесь смерть — занавес, отделяющий нас, актёров, от зрителей, и во вдохновении игры мы презираем трусливое заглядывание — что же будет дальше? Как адамисты, мы немного лесные звери и во всяком случае не отдадим того, что в нас есть звериного, в обмен на неврастению. Но тут время говорить русскому символизму.
Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифа. И он вправе спросить идущее ему на смену течение, только ли звериными добродетелями оно может похвастать, и какое у него отношение к непознаваемому. Первое, что на такой допрос может ответить акмеизм, будет указанием на то, что непознаваемое, по самому смыслу этого слова, нельзя познать. Второе — что все попытки в этом направлении — нецеломудренны. Вся красота, всё священное значение звёзд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе. Бедность воображения обнаружит тот, кто эволюцию личности будет представлять себе всегда в условиях времени и пространства. Как можем мы вспоминать наши прежние существования (если это не явно литературный прием), когда мы были в бездне, где мириады иных возможностей бытия, о которых мы ничего не знаем, кроме того, что они существуют? Ведь каждая из них отрицается нашим бытиём и в свою очередь отрицает его. Детски-мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнания, — вот то, что нам даёт неведомое. Франсуа Виллон, спрашивая, где теперь прекраснейшие дамы древности, отвечает сам себе горестным восклицанием:
…Mais оù sont les neiges d’antan!
И это сильнее даёт нам почувствовать нездешнее, чем целые томы рассуждений, на какой стороне луны находятся души усопших… Всегда помнить о непознаваемом, но не оскорблять своей мысли о нём более или менее вероятными догадками — вот принцип акмеизма. Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться. Разумеется, познание Бога, прекрасная дама Теология, останется на своём престоле, но ни её низводить до степени литературы, ни литературу поднимать в её алмазный холод акмеисты не хотят. Что же касается ангелов, демонов, стихийных и прочих духов, то они входят в состав материала художника и не должны больше земной тяжестью перевешивать другие взятые им образы.
Всякое направление испытывает влюблённость к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего. В кругах, близких к акмеизму, чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Подбор этих имён не произволен. Каждое из них — краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека; Рабле — тело и его радости, мудрую физиологичность; Виллон поведал нам о жизни, нимало не сомневающейся в самой себе, хотя знающей всё, — и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие; Теофиль Готье для этой жизни нашёл в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента — вот та мечта, которая объединяет сейчас между собою людей, так смело назвавших себя акмеистами.
(c)Гумилёв
P.S. Перепечатал в скролл программную статью Гумилёва, написанную им в Одессе, для дальнейшего разбора и критики)
А вот и ответная статья про футуризм:
РУССКИЙ ФУТУРИЗМ
В России первыми футуристами стали художники братья Бурлюки. Давид Бурлюк — основатель в своём имении колонии футуристов «Гилея». Ему удаётся сплотить вокруг себя самые разные, яркие ни на кого не похожие индивидуальности. Маяковский, Хлебников, Кручёных, Бенедикт Лившиц, Елена Гуро — наиболее известные имена. В первом манифесте «Пощёчина общественному вкусу» призыв: «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с парохода современности». Но призыв этот смягчён высказыванием ниже: «Кто не забудет первой любви, тот не узнает любви последней». Но даже такие кумиры, как Александр Блок, не избежали обвинения в том, что «им нужна лишь дача на реке». Так или иначе, но футуризм подарил поэзии трёх гениев: Маяковского, Хлебникова, Пастернака. Не говоря уже о море талантов: Хабиас, Каменский, Шкловский, Зданевич, Кручёных.
Судьба многих футуристов трагична. Одни расстреляны, как Терентьев, другие сгинули в ссылке, как Хабиас. Выживших обрекли на забвение: Каменский, Кручёных, Гуро, Шершеневич. Только Кирсанову, Мартынову, Асееву, Шкловскому удалось, несмотря на опалу, сохранить статус признанных писателей и дожить до преклонных лет в полном рассвете творческих сил. Пастернак был затравлен при Хрущёве, хотя к тому времени полностью отошёл от принципов футуризма.
Футуризм — одно из течений авангардизма, породившего множество иных направлений и школ. Имажинизм Есенина и Мариенгофа. Конструктивизм Сельвинского, Луговского. Эго-футуризм Северянина. Будетлянство Хлебникова. ОБЭРИУ Хармса, Введенского, Заболоцкого, Олейникова. И, наконец, «ничевоков», так ничего и не создавших. К неофутуристам критика причисляет метаметафористов А. Парщикова и К. Кедрова, а также Г. Айги, В. Соснору, Горнона, С. Бирюкова, Е. Кацюбу, А. Альчук, Н. Искренко. В изобразительном искусстве следует отметить кубофутуризм — направление, в котором в разное время работали такие художники, как Малевич, Бурлюк, Гончарова, Розанова, Попова, Удальцова, Экстер, Богомазов, и др
(с)
|
|
| |
|
|
| updated 10.07.09 12:48 09.07.09 11:01 |
Emet | Был на концерте... |
ru |
|
|
| |
|
Total posts: 553 Pages: 56
1.. 10.. 20.. 30.. 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50..
|
|
| Mo |
Tu |
We |
Th |
Fr |
Sa |
Su |
| | | | | 1 | 2 | | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | | 31 | | | | | | |
|
