login:        password:      
Combats Scrolls
Rambler's Top100
Гость БК
Затерянное | satiricon Open user info Open user photogallery user RSSsatiricon
09.05.07 08:34   |    Безответные письма  ru
 Письмо №1 ( вспомним кошачий смех)
Привет.… А в моей комнате опять тишина, слышится только гул компьютера, да невзрачный звук от нажимания кнопок на клавиатуре. Я почувствовал что-то и решил написать тебе, кто знает, может дойдёт. Хотя с другой стороны, со всеми современными технологиями и огромным потоком информации, вряд ли. Помнишь, раньше у тебя были соломенные волосы, и ты весело смеялся, а они на ветру разлетались в разные стороны, падая тебе на лицо. А ещё у тебя была идиотская пластинка на зубах, для того, что бы зубы были ровные, сейчас ты наверняка её уже снял. Ну и правильно, с ней ты был похож на жизнерадостного заключённого. А ещё ты мечтал стать гимнастом и ходить с палкой по тоненькой верёвке, и что б вокруг тебя было множество зрителей, целый амфитеатр, и что бы все, затаив дыхание, смотрели: упадёшь ты или не упадёшь. Твои глаза были похожи на глаза ёжика, который обкурился марихуаны. Они темнели, становились почти чёрными, и покрывались тончайшим слоем оливкового масла, светились в темноте. А потом в них появлялась загадочная ирония, затем твой рот искривлялся с одной стороны, и складки на твоей щеке становились, похожи на аккордеон, который вот-вот заиграет. Тогда из твоей гортани вылетал смачный плевок, и ты заливался звонким смехом, словно церковные колокола перешептываются с лесными птичками, когда у них время выбора партнёра. И ты говорил, что в тот момент, когда все в амфитеатре поверили, что ты дойдёшь, ты бы разворачивался и неуверенным, робким шагом, с криками о помощи, начинал пятиться назад. Затем бросал бы палку вниз, все бы, конечно же, ужасно испугались; затем делал вид, что ты падаешь, и хватался бы за верёвку руками. Из зала неслись бы крики, кто-то звал бы на помощь, кто-то успокаивал остальных и дрожащим голосом говорил, что так и надо, так и положено. А ты корчил бы рожи, гримасы ужаса, высовывал язык и закатывал глаза. А когда бы все уже по-настоящему наложили в штаны, ты бы доставал свой агрегат и начинал поливать всех подряд с криками о помощи, делая вид, что ты просто описался. Наигравшись вдоволь, долезал бы до мостика на руках и гордо и лениво всем кланялся, словно пантера после обеда, и спускался по винтовой лесенке вниз. Ну, разумеется, после таких выкрутасов тебя бы увольняли и говорили всякие гадости, но тебя бы было это уже мало интересно, и прямо так, прямо в этом самом обоссаном костюме ты бы направлялся домой пить крепкий чай и смотреть в ночное окно. Где серо-чёрные дикие звери поглощали друг друга и перестраивались в непонятные формы, где тихо спали по щелям остатки ненужного времени суток, где всё было спокойно и мистически сентиментально и где всё, всё, всё, - безумно завораживало твои почти чёрные маслянистые глаза.
После этих рассказов я всегда долго смеялся, таким хрипловатым, гнусавым смехом, а ты вторил мне своим колокольным перезвоном, а потом мы закуривали сигарету, и дым одновременно выходил из наших лёгких, заигрывая с теневыми кошками, бродившими рядом. Они играли с этими белыми колечками, ударяя по ним, мягкими невидимыми лапами и колечки разлетались в разные стороны, а до наших ушей доносился кошачий смех.




Письмо №2 ( дискотека паразитов)
Аааа! Черт! Я обжёгся и теперь у меня болит палец на правой руке. Ну зачем ты так долго? Письмо отправлено самолётом и ответ должен был прийти уже назад. Как ты там? Тепло хоть? У нас, например, почти зима и погода явно нелётная. Что-то барабанит по подаконникам, но я не верю, что это дождь, это больше похоже на то, что кто-то нагло, без зазрения совести отливает на весь мир сверху. И мне страшно подумать, что случиться, если ему приспичит побольшому. Тогда наверное будет дермопотоп и все вывернуться наизнанку. В этом случае будет очень много смертей, потому что изнанка почти у всех состоит из частиц потопа. И когда они узреют такое сходство с их внутрестями, жизнь сама протечёт у них по штанинам.
Так что с погодой у нас нынче плохо...
На моём столе лежит целая гора бычков, пепельница забита доверха и из неё разливаеться зловонье. Стёкла запотели, а во рту сладко. Такая, знаешь, притарная мерская сладость, которая обычно наступает после перебора спиртного и перекура.
Мне необходимо что-то освежить, в моём навозном мозгу проживают тысячи насекомых и они смеються над моими попытками что-либо предпринять. Это меня злит и поэтому я курю одну за одной и пью пиво из водочных пробок. А ты сидишь там в своей кануре и ничего не делаешь!!! По меньшей мере это эгоистично...
Да и к тому же, что тебе стоит? Взял да написал, это же не сложно! Ты смешной и
золотистый, забавный и юный. Да и зубы у тебя без единой дырки. Насекомые бы испугались, испугались твоего наглого колокольного вторжения и поскипывая, похрустывая и попискивая, просочились бы через мои уши и ноздри и оставили недоеденный мозг в покое. Как думаешь? Я бы смог бы? Я знаю реставрация вещь дорогостоящая и плохо окупаемая, но всё же... Нет сил больше ставить затемнённые декорации, постоянно выключать свет, отводить взгляд, когда к темноте начинаешь привыкать. И самое главное то, что думать становиться всё больнее и больнее, потому что стоит с опаской вкрутить новую лампочку и нажать на переключатель,
как наступает ощущение что ты вкрутил себе лампочку в жопу и она там мигает разноцветными огнями. И ты выгинаешься изо всех сил, лезишь своими глазами в задний праход и попадаешь, если лампочка ещё не сгорела, на дискотеку, в которой все предметы видны то в красном, то в зелёном, то в синем цвете. И твоему взляду открываються тысячи танцующих насекомых, которые делают вид, что они нечто большее. Вообще, всё что ты там способен разглядеть - это ниминуемо показ нечто большего, чем есть на самом деле и я так от этого устал.... Напиши, а?


Письмо № 3 ( Канцелярские подлые рожи и новогоднии фанарики)
Представляешь! Я иду по дорожке к своему маленькому почтовому ящику, поглаживаю письмицо в руке и весь улыбаюсь от того, что теперь, наверное, мне станет немного лучше через некоторое время. И вот проходит день, за ним другой, за ним третий. И я просыпаюсь и засыпаю, просыпаюсь и засыпаю, а на улице холодная осень, а на улице опять не лётная погода. И вот я значит подхожу к своему маленькому дарогому почтовому ящику и улыбку с моего лица слизывают, словно голодным языком подвипившего младенца. Ящика нет. А рядом, на столбе, приклеенна какая-то странная бумажка на которой накалякано подлыми тонкими канцелярскими руками, что ящик перенесён в другой квартал, так как, наш городок увиличиваеться и ящик переносят в центр. А ещё эта желтолицая сволочь написала, что он и дальше будет переноситься, так всё и дальше будет пухнуть и расти. Это ужасно. Я даже не знаю, где я буду находить столько времени и сил, что бы туда добираться! И всё это из-за того, что ты так тянешь с ответом! Да! Да! Да, да, да!
Это ты во всём виноват! У меня и так нет ничего, включая время, а ты хочешь сделать меня ещё несчатнее, что я зделал тебе плохого! Или ты хочешь, что бы я превратился в холодостойкого жирного моржа с большими бивнями, которыми я буду ковырять в собственном дерьме, ища хоть малейшее понимание! У меня уже мозги пузыряться от всего этого безобразия! Я весь в мыле и скоро, совсем скоро,
разобьюсь на миллионы мыльных пузырей, которые, летя к небу, грозно шмякнуться об горы пыли и в безумной попытке связать её всю, будут нагло и безразлично уничтоженны. Я знаю, ты этого совсем не хочешь. Ты просто не знаешь, что я так старательно так упорно пишу тебе, пытаюсь достучаться до тебя.
До тебя и до твоих зелёных деревьев в ночи, до твоих голосов флейты, до твоих белых коз, которых ты пасёшь каждый день. Эта нелётная погода отравляет мне жизнь. А теперь ещё и ящик перенесли! Сукины дети! Что б их всех нах разорвать!
Ладно, солнышко скоро выйдет и снег пойдёт крупными хлопьями, захрустит под ногами,и тогда я получу твой ответ, и керосиновые будни засверкают новогодними фанариками.




Письмо № 4 ( боль)
Как! Как! Как! Сядь да пакак! Я устал, я встал и умер... Сколько можно... За окном дождь, нелётная, нелётная, не долететь, не успеть, не дожить.
Эта дробь, барабанная дробь, сводит меня с ума, я больше не могу, не хочу её слышать, она колотит и колотит. Я чувствую себя в монгольском плену, в пыточной камере, и там все хотят пытать меня, капать холодной водой в одну точку дольше и дальше. И их узкоглазые ехидные рожи снятся мне и я просыпаюсь каждую ночь от этих кривогубых улыбок. Они преследуют меня! Хотят довести, они хотят что бы я рассказал им где ты, что бы я открыл им, куда я посылаю свои письма. Они знают, они слышат звон, это они перекрыли канал, это они ссут на меня сверху и мешают моим письмам дойти. Да! У меня ещё есть одна маленькая замечательная тайна, она лежит в мешочке из цветной бумаге у меня в кармане, и я не отдам её им. НЕ ОТДАМ! Как только они - эти узкоглазые мехошапочные рабовладельцы узнают где он, они избавятся от меня, но я им не скажу, нееет, нееет, ни зашто. Я поплыву к тебе сам, да сам, на корабле. Если погода не лётная, если эти гады ссут на меня сверху, а может специально плачут, льют свои подлые слёзы, то я поплыву на корабле. Сквозь море, синее море. И никто не сможет помешать мне. Если гора не идёт к Магомету, то пиздец, полный пиздец. И я поплыву сквозь этот пиздец, пьяно обороняясь от этих узкоглазых сволочей.
А вдруг ты уже в их руках? Вдруг ты уже не тот смешной, забавный Донкихот, что воевал с ветряными мельницами? Вдруг ты тоже работаешь на узкоглазых мохношапов? Вдруг ты тоже предатель? Что тогда? Тогда я убью тебя!!! Я обоссу твой жалкий труп! Выгрызу твоё подлое сердечко!!! И оно будет звонко бится в моих зубах, когда я буду его пережовывать!!! Слышишь!!! Тогда, я выжгу твои глаза своей слюной, я наплюю тебе прямо в глаза!!! Сожру все твои сопли и заражу твой труп сифилисом!!! Пусть он гниёт сам по себе!!!
Ооооо! Господи! Во мне ползуют змеи, играют со мной, издеваються! Виновник боли! Виновник боли!


Письмо№5 ( Углекислый газ)
А вчера все надомной издевались... Говорили что-то, что-то шептали своими глухими тихими голосами. Я молчал. Мне было нечего им сказать. Что может сказать человек, который только что потерпел караблекрушение? Да, да! Ты удивлён? Корабль разбился и я чудом выплыл, доплыл на какой-то пулугнилой дошечке. Зачем всё так? Зачем ты так далеко? И почему меня к тебе не пускают? Я знаю, что я был не прав, я знаю, что ты сопративлялся, сопративлялся изо всех сил, я знаю ты невиновен, невиноват... Просто ты не мог поступит иначе, ты не мог сказать, а я не смог до тебя доплыть, вот и всё... вот и всё... И представляешь я прям так в тряпье, в рваном трепье пошёл через весь город, через весь этот сраный, длинный, полный людьми, чужими людьми город. И все смотрели на меня такими удивлёнными глазами, смотрели, как на чужого, смотрели как на мёртвого, как на опустившигося бомжа! А я шёл, шёл и не смотел на них, шел с таким упрямым грубым выражением лица, не реагировал на их усмешки и вопросы, не реагировал ни начто! И я дошёл. И опять, снова, бросил письмо в почтовый ящик, который канцелярские высохшие жёлтые руки передвигают всё дальше и дальше, всё дальше и дальше! А потом дорога обратно, мучительная голодная дорога обратно, ты себе не представляешь чего мне это стоило, эта холодная дорога. А письмицо получилось злым, ты сам почтёшь... очеь злым. Прочтёшь, и, я думаю, постишь. Я так устал от этих попыток достучатья до твоей райской глуши. Эта твоя извечная спокойность и уверенность, этот твой зрячий тихий позитив, это твоё насерательство на все происки узкоглазых, как же мне этого не хватает. Задыхаюсь без кислорода, выдыхаемого вечнозелёными деревьями, задыхаюсь без твоих саженцов, без твоих нежных иголок.

Письмо №6 ( Я ненужный, ты в хороводе)
Ну и вот... Что скажешь тут? На молчание какой может быть ответ? Я просил, бежал, умирал, звал, лил и лил ради ответа, лил и лил ради ответа! Разбивался на карабле, посылал письма на самолётах в нелётную погоду. А письма похоже не доходят. И ты в этой дали просто смёшься, смеёшься и бегаешь по лётнему восточному полю. И ничего не знаешь, ничего не знаешь. А мозг всё жиже и жиже, всё спокойней и спокойней, всё безнадёжней и безнадёжней, всё более и более устало и глупо писать тебе эти письма. Иногда мне кажеться, что если ты и получишь моё письмо и прочтитаешь его... ничего не изменится. Мне начинает казаться, что ты получаешь мои кровавые отписки, просто ты не можешь мне ничего написать. Что может живой ответить мёртвому? Ведь между ними пропасть! Так ведь? Знаю так... и ничего здесь не поделаешь. Что-то вся эта ситуация смахивает на шута у которого украли его бубенчики, его самые смешные, самые дорогие ему бубенчики. И теперь он тихо сидит и грустит в пустом темном уголке замка веселья. Все веселятся без него. все смеються, танцуют, держаться за руки, а он тихо сидит в углу и молча глотает свои солёные слёзы. Да! Слёзы... шут глотает свои слёзы, потому что без бубенчиков он несмешной, потому что без бубенчиков он никому не нужен. И я вот так поглядываю из замка веселья на этого несмешного шута. И мне жалко его, у меня ноет сердце, но хоровод из пошло-притягательных масок уводит меня прочь и я растворяюсь в этом хороводе. И всё так глупо, всё так глупо. А шут без бубенчиков сидит и плачет в тёмном углу, потому что чувствует себя никому ненужным.


Письмо №7 ( незнайка)
Вот, хотел сообщить тебе, что я уезжаю. Не знаю куда, но уезжаю. Погода всё такая же и поэтому ни на самолёте, ни карабле я не рискну двинуться в путь. Я поеду на велосипеде. Я уже смазал его и он стоит в моей прихожей. А что? Отвисла челюсть? Да, да! Именно на велосипеде вокруг земного шара. Как тебе, а ? Я буду броться с ветряными мельницами без тебя. И ничто мне не помишает! Ничто! Своим хриплым засаленным смехом я буду смеяться в лицо этим глупым перемалывающим машинам! Жаль, что тебя не будет со мной, ты пропустишь эту безумную клоунаду, это радужно-выразительное приключение. Я оставлю этот глупый скользкий городишко, оставлю всю эту жёлторукую канцелярию с их почтовыми ящиками и поеду на встречу свободе. Я перестану играть в игры по их одназначтым правилам, сожру свой паспорт, и буду срать фотографиями своего прошлого! И ничто, ничто мне не помешает. До тебя они всёравно добраться не способны, так что тебе ничего не угрожает. Резвись там себе, как райская птичка-невеличка в цветке, паси свои звёзды, набирай их вес и стриги их искрящююся пыль по осени. А потом, может быть, пришлёшь мне сверкающую шерстяную рубашку. И тогда я буду знать, что у тебя всё в порядке. А пока я поеду. И куда бы я ни забрался, никто не будет знать кто я, так как я сожру свой паспорт. И потом, когда все уже будут узновать меня в лицо и считать чудным странником, спортсменом, который занимаеться спортом из-за удовольствия, все побегут ко мне и будут просить мой автограф, а я своей жилистой натренерованной рукой буду доставать гавняные фотографии с паспорта и делать небрежный росчерк! Ха-ха! Вот это будут здорого! И я буду смеяться, весело и дивно смеяться. Мой голос перестанет быть хриплым, он станет просто густым и бархатным и жизнь будет спокойно горет белым светом, как свеча из взбитых сливок.


Письмо №8 ( Скрип-скрип)
Я в пути и меня не найти. И колёса скрипят прижимаясь к асфальту. И поёт здесь кто-то очень прелесно и бегут сквозь меня дома и деревья.
А лицо обдувает июльский муссон и чую запах моря. И помоему кто-то издал тихий стон, но далёк этот стон от горя. В рюкзаке за спиной стало легко, я поел и поехал дальше. Впереди что-то ждёт и невиден придел и мой голос хриплый как раньше. Ночевал я сегодня где-то в глуши, пил родниковую воду. И икрились в отражениях воды черные глаза и пьянил меня запах свободы. И чудесно и глупо, что здесь нет тебя. Невернусь к тебя я похоже. Ну и пусть! Оставайся в в своей темноте и живи в своём ящике почты. И расматривай всё, как ты хочешь смотреть. Не звони своим колоколом больше.

Письмо №9 ( Шатун)
Выпал снег. И мой велосипед замерз, замёрзла смазка. И я встал и не могу дальше двигаться. Я достал из своего рюкзака плед и пытался согреться, пытался сбереч хоть немного тепла. А оно ускальзалзнуло от меня. Его сожрал этот серебристый иней. Я нашел какой-то одинокий домик в глуши и постучался. Дверь открылась и на пороге я увидил скрюченную старуху. Она смотрела не меня своими уставшими глазами. Она не пустила меня в свой дом и закрыла дверь. И вот я опять там откуда пришёл и ничего не произошло, ничего не изменилось. Это было некрасиво, это было глупо. И прячасть в этой некрасивой глупости, кутаясь в её холодный саван, я дополз до своей собачьей будки, из которой снова пишу тебе зимнее письмо. И всё как-то по кругу, всё как-то округло и безысходно. Я в бешенстве! И мне хочется пить. Я принёс в свою собачью будку немного снега, немного этого иния, сложил его в кастрюлю и поставил на газовую гарелку. Но самое поразительное то, что он и не думает плавиться! Он просто лежит в ней и ничего не меняеться, да ничего не изменилось. А я могу сказать только одно: выпал снег и все дороги уснули. Я с ужасом понял, что я простой, худой медведь, который за лето не успел накопить жизненно необходимого жира и теперь я не могу даже уснуть, а могу только шататься с рёвом из стороны в сторону, незная, как мне заснуть. Да заснуть, и не чювствовать больше ничего, умереть, как всё зимой, хотя бы ненадолго. Холодно, злобно, и хочется пить.


Письмо №10 ( Естественный вакуум)
Знаешь, а сначала было очень холодно. Очень холодно. И безумно, безнадёжно одиноко. Да и как же иначе? Я живой, а все спят. Но потом, что-то произошло, моя челюсть разогнулась, перестала походить на железную калитку. Губы слиплись вместе и стали бледнее, а затем и вовсе покрылись еле ощутимой мармеладной плёнкой. Облизнёшь их, а они сладкие. И в мою голову скребуться странные мысли, словно мыши, они тянуться к кусочку подсохшего сыра, а я не пускаю, отталкиваю их, поддерживаю эту резиновую пустоту в моей голове. Этот процесс проникновения мыслей похож на процесс оплодотворения яицеклетки. Голова одна, а грызунов много. Только здесь проблема вот в чём: эти грызуны куда умнее сперматозойдов. Они не просто пытаються пробраться, не просто соревнуються за первенство, они действуют скученно, сообща. Но опосаються друг друга, цепляються за чужие хвосты осторожно, знают, что награда всёравно достанется одному, а остальным придёться ждать, устраивать востания, проводить рекламные акции, заниматься агитацией, - вообщем, тратить и без того слабые и необходимые силы. Наверное ты спросишь, зачем я устраиваю барьеры? Я боюсь.... Просто глупо, банально боюсь. Мне кажеться, что стоит открыть ворота, как вся упорядоченность разлетиться на хрустальные холодные оскольки и закон естественного отбора перестанет действовать. А тогда не исключенно, что властью завладеет жалкий, недостойный грызун. И он будет удовлетворять свои комплексы, свои незрелые потребности, будет тратить и тратить силы, пока от такого оплодотворения не родиться монстр, способный лишь разрушать. Так-то что я зашищаюсь и жду. Играю с ними в царя Горы.

Письмо № 11 ( Раннее движение, поздняя статика.)
Свершилось! Сыр исчез! Кто-то хозяйничает. Причём всё было продуманно и гениальный механизм в очередной раз обманул сам себя. Ох уж эта общественность! Вечно найдётся социальный пристроенец с индивидуальными желаниями и злостью, большой ядовито-фекальной злостью, и он-то всех и обманет. А потом укусит себя за свой же длинный скользкий хвост. Но пока он держит этот хвост в руках, пока, он ударяет им, словно хлыстом, и всё выстраиваеться в ряд, и начинает работать, соответствуя его диктаторству. И я подумал, что в этой зловонной могиле, в этом тихом большом холодильнике, черезчур всё спокойно, слишком сонно, слишком странно. Ведь если это всего-лишь длинный сон, то покрайней мере, должен кто-нибудь, да храпеть, попердывать, посапывать. А всё тихо и холодно, и нарастает тревога, словно что-то копиться, как вода в плотине. Звуков нет! Да, ни малейших звуков! И будет взрыв, так всегда бывает, это закон природы. Ядерная бомба уже летит высоко в небе, уже сверкает своим металлическим корпусом смерти, уже струиться в озоновых дырах жидким напалмом! Будет взрыв!
А пока всё статично и тихо. Да и сам я являюсь частью этого холодильника, просто меня поставили в него, ещё горячим. И пока я теплюсь, я слышу и чувствую твое спокойное движение, твой костерок в тени синих гор.


Письмо№12 ( У мёртвых демисезонная шкура.)
Кажеться растопилась маленькая лужайка. Маленькая зелёненькая лужайка. Урааа!!! Я стою на зелёной маленькой лужайке и живые травинки щекочут и режут мою косолапую волосатую ступню. Да... теперь я волосат. Произошла линька. Это было страшно и больно. Сначало мне казалось, что я начал гнить, что начиная с головы, с прорванной обороны, распространяеться желто-синяя дорожка. Сначала одиночная и слабая, потом набравшаяся сил, злобно-кровожадная, превращалась в сетку, охватыя, осваивая, и употребляя всё новые и новые участки моей кожи. Я думал, что это конец. И с ужасом понимал, что ничего не могу сделать, что бессилен. Но, однажды, проснувшись и встав с постели с потухшими белёсыми глазами, уже ожидая увидеть вместо носа чёрную зияющюю дыру, я подошёл к зеркалу. Из зазеркалья на меня смотрело странное существо . Всё волосатое и комфортное, кампактное и гармоничное и такое пушистое! Радости не было придела! И только где-то в глубине за счастливой пудрой, поникнув и потеряв надежду, осознавая свою никчёмность, на меня грустно смотрела летняя шкурка.

Письмо № 13 ( А мим от холода устал.)
И вот теперь в этом царстве пребываю я. И мой парик мне впору. И волосат и грязноват, зато заснежные просторы, радуют мой глаз и всё здесь так спокойно. И снежный танец, карновал, холодный и прятный. И освежающий воздушный пудинг, хрустит забавно под ногами. И не мешают, не стреляют, и не живут, и не ласкают, не издеваються и не смеються, и ничего не замечают, и не надоедают, не шумят. И всё мимично, всё чудестно, всё прелестно, не игриво, и всё так дивно и красиво, неважно, что мертво. И клоуны в печальном гриме, смотрят на мой волосатый стан, и как-то пляшут чуть заметно, подглядывают, не смеються, а смотрят лишь с укором, украткой, как-то осторожно. А я смеюсь и греюсь в своей шкуре. Пускай почти не слышно и не видно ничего, зато тепло. А мимов вижу в дымке, да и то, если свести глаза, поставить их поближе, расплывчатое изображенее теряет смысл вовсе, и мимы это знают, а потому и смотрят так, с укором и уколом.
И вроде всё смешно, да как смеётся мим?

Письмо№ 14 ( Тук-тук)
Знаешь, хотел вот написать тебе... И сказать, что "ОЙ!", просто "ОЙ"!!! Кажется летит просто Ой с металлическим корпусом и странным горячим, взрывоопосным.... ОЙ! Ойёёёй!

Письмо № 15 ( картотека удостоверений)
Ну вот и всё.... Всё черным-черно, ничего не видно. Я заперся в будке и прислушиваюсь. Пытаюсь уловить что-то кроме рвущихся на части снарядов, этот огонь грел меня изнутри и снаружи, я чувствовал его, этот забавный пархающий дьволёнок был как-то уж черезмерно вездесущ. Где-то и когда-то должен был настать конец и ему, и его немногословному бешенству. Забавно... у меня работают только два органа восприятия мира. Первый - слух, второй - осязание... хотя вру, было, что-то ещё и пытался уловить это что-то, поймать его за хвост, как жар-птицу. Но тут в дверь моей будки постучали. Тут же заработали, затикали, заскрежетали, заскряхтели все органы и даже больше. Тут же жар-птица была поймана и посажена на длинную цепь. И всё это страх, всё это, от души в пятках, всё это, от этого стука. Стук повторился. Я описался. Ручка дёрнулась и на меня обрушилилось море запахов. Горелых запахов. Пахло жжёным мясом, деревом, чесноком, и нечищенными зубами. В будку просунулась рука и брезгливо бросила в меня маленькой книжечкой синего цвета. Книжечька упала в мочу. Я поднял её, отрехнул. На первой странице было написанно: " Удостоверение". А дальше я прочёл своё имя, фамилию и номер, личный номер, свой личный номер. А ещё там было написанно, что это удостоверение пренадлижит к 1985 картотеки.

Письмо № 16 ( Внутри себя сам, сам ты внутри.)
Мне кажеться, что произошла задержка. Неясное, необъяснимое явление случилось совершенно вдруг. И всё успокоилось, только моя задержка меня безумно беспокоит. Если в этом месяце я не получу обещенную порцию крови, то умру с голоду. Ведь кровь - это источник, а моя задержка пугает меня. И время, которое кончилось, которое прошмыгнуло до моей задержки. И теперь всё будет странно. Я вылезу из своей будки и пойду по обугленной земле. По растрескавшимся дорогам, по сухим безжизненным местам. А за мной увяжеться вся моя сраная свита. Все мои шкуры, удостоверения, все мои фотографии, все мои года и всё мое бессмысленно потраченное время . И пока я буду идти, всё будет закупориваться, словно полная винная бутылка и бродить, процессы брожения будут происходить, течь внутри меня. Я буду толстеть. И будет чудо, ты будешь толкаться ножками в моём животе и проситься наружу и я буду вынужден с боями и потерями выпустить тебя, хотя в глубине души буду желать лишь расстворить. И проснувшись, считать всё это приятным волшебным кошмаром.

Письмо № 17 ( Отторжение чужеродного)
Какой же ты мой? ( Приступ рвоты). Это всё обман, заражение, чужеродный организм, паразит. На губах привкус соли. Трудно идти по этой земле. Зачем сопротивляться? Какой же ты мой? Это всё... что ты сделал со мной? Теперь я урод. Я весь как воздушный шарик, но я никуда не лечу, я так тяжёл. И вся моя сраная свита въёться кольцами заражения вокруг меня, пытаеться что-то усыпить. Старые шкуры надеваються, застёгиваються, а затем отбрыкиваються, отрыгиваються, поверженно, с криком о помощи, с гримассами боли и ужаса, беспомощно сваливаються с меня. Ты сбрасываешь их, ты внутри, и ты сбрасываешь их. Бесцеремонно сдираешь, совершенно не заботясь об мне и моих ужасах. Удостоверения тычутся мне в морду, грозяться жирными буквами, плюються порядковыми номерами, а ты спокойно отказаваешь им. Летишь в высоте, над горизонтом, а они тщетно ковыряються в грязи и орут матом, а ты, скорее всего даже их не слышишь. И вот я падаю и засыпаю. Весь такой толстый и игрушечный, весь такой чуждый этому пейзажу и этой обугленной безжизненной земле. А все мои господины, что шли за мной, теперь стали рабами и мы отпустили их, так как рабовладельчиский стой уже не раз показывал в истории свою несостоятельность.

Письмо № 18 ( Таинство)
Господи!!! Все замелькало. Цвета!!! Брильянтовые фонтаны, изумрудные горки, сапфировые речки, рубиновые слёзы. Радуга смеёться!!! Всё переливаеться. И больно!!! Но чудесно!!! И больно!!! Но чудесно!!!
Я вижу через красную дымку синие небо, а звездная пыль покрывает мои волосы. Живой!!! Что-то щекочит меня со спины и улыбается. Девичьи глаза смотрят на меня, смотрят отовсюду. И в них чистое понимание, доброе, нежное чудо, сказочная капель. ДА!!! Зазвенела капель, что-то прокатилось по радуге и полились слёзы. Муки и крики, и плач, и смех. Смех сквозь слёзы!!!
А затем всё стихло и заснуло разноцветным весенним сном.

Письмо № 19 ( А кошки засмеялись!)
Привет ... Давно тябя жду. Угу... Чувствуешь пахнет сеном. И в ноздри врываеться гамма цветочных ароматов. А ты всё такой же, хотя пластинку конечно же снял. И смеёшься всё так же чисто и звонко. Совершенно не вырос. Маленький и забавный. И новый костюм всё так же хорошо сидит. Опа! Смотри! Вон-вон пробежала! Видел! Чёрная игривая, с яркими зелёными глазами. Улыбнулась нам и хихикнула, тихо разбив белёсое колечко, озорно вылетевшее из твое рта.

Письмо № 20 ( Ответ)
Привет...
Post comment

Total posts: 21 Pages: 3
«« « 1 2 3 » »»
 
 


« 2024 april »
Mo Tu We Th Fr Sa Su
1 2 3 4 5 6 7
8 9 10 11 12 13 14
15 16 17 18 19 20 21
22 23 24 25 26 27 28
29 30

 
 © 2007–2024 «combats.com»
  18+  
feedback